Меню
 
Партнеры
 
Здоровье и развитие детей в играх, оригами, раскрасках и аудиосказках » Как нужно любить своего ребенка

Как нужно любить своего ребенка
 

О чем эта книга? Об уходе за ребенком - и об этом тоже. А еще о том, что часто под любовью к детям мы имеем ввиду собственные чувства эгоизма.


А ребенок не может принадлежать никому. Он человек с самого рождения и принадлежит только себе. Личность писателя заслуживает, чтобы на него обратили  отдельное внимание.


Корчак не просто выдумал из головы все, что есть в этой книге о любви к детям, он сам жил данной любовью,почтением и уважением.

Януш Корчак

Как любить ребенка

 

Ребенок в семье

1. Как, когда, сколько, почему?

Предчувствую множество вопросов, ждущих ответа, множество сомнений, требующих разрешения. И отвечаю:

- Не знаю.

Всякий раз, когда, отложив книгу, ты начнешь плести нить собственных размышлений, - книга достигла цели. Если же, в поисках точных указаний и рецептов лихорадочно листая страницы, ты досадуешь на их скудость, знай, что если и есть в этой книге советы и предписания, они появились не по авторской воле, а вопреки ей.

Я не знаю и не могу знать, как неизвестные мне родители в неизвестных мне условиях могут воспитывать неизвестного мне ребенка, подчеркиваю - могут, а не хотят, могут, а не должны.

"Не знаю". Для науки - это туманность, из которой возникают, из которой рождаются новые мысли, все более и более приближающиеся к истине.

"Не знаю" - для ума, не приученного к аналитическому мышлению - это пугающая пустота.

Я хочу, чтоб поняли и полюбили чудесное, полное жизни и ошеломляющих неожиданностей творческое "не знаю" современной науки о ребенке.

Я хочу, чтоб поняли: никакая книга, никакой врач не заменят собственной живой мысли, собственного внимательного взгляда.

Часто можно слышать, что материнство облагораживает женщину, что только став матерью, она созревает духовно. Действительно, материнство ярким пламенем освещает задачи духовного бытия женщины, но их можно и не заметить, и трусливо откладывать на потом, и обижаться, что нельзя приобрести за деньги готового решения.

Велеть кому-нибудь продуцировать нужные тебе мысли - то же, что поручить сторонней женщине родить твоего ребенка. Существует категория мыслей, которые надо рождать самому, в муках, и они-то и есть самые ценные. Они решают, что ты, мать, дашь ребенку - грудь или вымя, воспитаешь его как человек или как самка, будешь руководить им или силой на вожжах тянуть за собою, будешь играть им, крошечным, и нежностью к нему восполнять ласки равнодушного или немилого мужа, а когда он подрастет, бросишь на произвол судьбы или станешь ломать.

2. Ты говоришь: "Мой ребенок".

Когда, как не во время беременности, имеешь ты наибольшее право на это местоимение? Биение крохотного, как персиковая косточка, сердца - эхо твоего пульса. Твое дыхание дает ему кислород. В вас обоих течет общая кровь, и ни одна красная ее капля не знает, будет она твоей или его, или, вылившись, погибнет, как постоянная дань тайне зачатия и рождения. Ломоть хлеба, который ты жуешь, - строительный материал ног, на которых он будет бегать, кожи, которая будет его покрывать, глаз, которыми он будет видеть, мозга, в котором родится мысль, рук, которые он протянет к тебе, улыбки, с которой воскликнет:

"Мама!"

Вам обоим еще предстоит пережить решающую минуту: вы будете вместе страдать от боли. Удар колокола возвестит:

- Пора!

И сразу он, твой ребенок, объявит: я готов жить своей жизнью, и ты откликнешься: теперь ты можешь жить сам, живи же.

Сильными судорогами будешь ты гнать его из себя в мир, не думая о том, что ему больно, и он будет пробираться вперед, с силой и отвагой, не заботясь о том, что больно тебе.

Жестокий акт?

Нет. И ты, и он, вы вместе произведете сто тысяч невидимых глазу, мелких, удивительно слаженных движений, чтобы, забирая свою часть из тебя, он не забрал больше, чем положено ему по закону, по вечному, всеобщему закону жизни.

- Мой ребенок.

Нет. Ни в месяцы беременности, ни в часы родов ребенок не бывает твоим.

3. Ребенок, которого ты родила, весит 10 фунтов.

В нем восемь фунтов воды и горстка угля, кальция, азота, серы, фосфора, калия, железа. Ты родила восемь фунтов воды и два фунта пепла. Каждая капля твоего ребенка была дождинкой, снежинкой, мглой, росой, водой, мутью в городском канале. Каждый атом угля или азота связывался в миллионы разных веществ или разрушал эти соединения. Ты лишь собрала воедино то, что было.

Земля, повисшая в бесконечности.

До ближайшей звезды - Солнц - 50 миллионов миль.

Диаметр маленькой нашей Земли 3000 миль огня с тонкой, всего лишь в 10миль, остывшей оболочкой.

На тонкой скорлупе, заполненной огнем, посреди океанов - островки суши.

На суше, среди деревьев и кустов, мух, птиц, зверья - роятся люди.

Среди миллионов людей и ты произвела на свет нечто. Что же? Стебелек, пылинку - ничто.

Оно такое слабое, что его может убить бактерия, которая, если увеличить ее в 1000 раз, предстанет глазу как точка...

Но это ничто - плоть от плоти морской волны, ветра, молнии, солнца, Млечного Пути. Эта пылинка - в кровном родстве с колосом, травой, дубом, пальмой, птенчиком, львенком, жеребенком, щенком.

В ней заключено то, что чувствует, видит, страдает, радуется, любит, надеется, ненавидит, верит, сомневается, притягивает и отталкивает.

Эта пылинка обнимет мыслью - звезды и океаны, горы и пропасти - все. Что есть содержание души, как не целая вселенная, только в иных масштабах?

Таково извечное противоречие человеческой натуры, которая возникает из праха и в которой живет Бог.

4. Ты говоришь: "Мой ребенок".

Нет, это ребенок всех - матери и отца, дедов и прадедов.

Чье-то далекое я, спавшее среди предков, чей-то истлевший, давно забытый голос вдруг зазвенел в твоем ребенке.

Триста лет назад, во время войны или мира, в калейдоскопе перекрещивающихся рас, народов, классов кто-то овладел кем-то - по обоюдному согласию ли, насильно ли, в минуту вожделенья ли, любовного упоения ли, обманул ли, соблазнил ли, - никто не знает кто, когда, как, но Бог записал это в книге судеб, а антрополог уже гадает по форме его черепа или цвету волос.

Иной раз впечатлительный ребенок выдумывает, что он - подкидыш, чужой в родительском доме. Так и есть: тот, чей образ он повторил, век тому назад умер.

Ребенок-папирус, убористо заполненный мелкими иероглифами, ты сумеешь прочесть лишь часть их, некоторые же тебе удастся стереть либо вычеркнуть и наполнить своим содержанием.

Страшный закон. Нет, прекрасный. В каждом твоем ребенке он кует первое звено в бессмертной цепи поколений. Ищи спящую частицу себя в этом твоем чужом ребенке. Может, ты и найдешь ее, даже, может, сумеешь развить.

Ребенок и бесконечность.

Ребенок и вечность.

Ребенок - пылинка в пространстве.

Ребенок - мгновенье во времени.

5. Ты говоришь: - Он должен... Я хочу, чтоб он...

И ищешь примера, которому он должен быть подобен, моделируешь жизнь, достойную его.

Ну и что ж, что вокруг - посредственность и обыденность. Ну и что ж, что вокруг - серость.

Люди хлопочут, копошатся, суетятся, - мелкие заботы, ничтожные стремления, пошлые цели...

Обманутые надежды, иссушающая печаль, вечная тоска...

Несправедливость торжествует.

Холодеешь от ледяного равнодушия, от лицемерия перехватывает дыхание.

Оснащенные иглами и когтями нападают, тихие уходят в себя.

И ведь не только страдают люди, но и мараются...

Каким ему быть?

Борцом или тружеником, вождем или рядовым? А может, пусть будет просто счастливым?

Где счастье, в чем оно? Знаешь ли ты дорогу к нему? И существуют ли те, кто знает?

Справишься ли ты с этим? Можно ли все предвидеть, от всего защитить?

Твой мотылек над бурлящим потоком жизни. Как придать ему твердости, а не снижать полета, как укрепить его крылья, а не подрезать их?

Собственным примером, помощью, советом, словом?

А если он их отвергнет?

Через 15 лет он будет смотреть в будущее, ты - оглядываться в прошлое.

В тебе - воспоминания и опыт, в нем - непостоянство и дерзкая надежда. Ты колеблешься - он ждет и верит, ты опасаешься - ему все нипочем.

Молодость, если она не насмехается, не отталкивается, не презирает, всегда стремится исправить ошибки прошлого.

Так должно быть.

И все же... Пусть ищет, только бы не заблудился, пусть штурмует вершины, только бы не расшибся, пусть корчует, только бы не поранился, пусть воюет, только осторожно-осторожно...

Он скажет:

- А я думаю иначе. Хватит меня опекать.

Значит, ты не веришь мне?

Значит, я тебе не нужна?

Ты тяготишься моей любовью? Неосторожный ребенок. Бедный, не знающий жизни... Неблагодарный!

6. Неблагодарный.

Разве земля благодарит солнце за то, что оно светит? Дерево-семечко, из которого оно выросло? А разве соловей посвящает свои трели матери за то, что та когда-то обогревала его собой?

Отдаешь ли ты ребенку то, что сам получил от родителей, или одалживаешь на время, тщательно учитывая и подсчитывая проценты?

Разве любовь-услуга, которую можно оплатить?

"Ворона мечется, как сумасшедшая, садится едва ли не на плечи мальчика, клювом долбит его палку, повисает над ним и бьет головой, как молотком, в пень, отрывает маленькие веточки и каркает хрипло, натужно, сухо, отчаянно. Когда мальчик выбрасывает птенцов, она кидается на землю с волочащимися крыльями, раскрывает клюв, хочет каркнуть,- но голоса нет, и опять она бьет крыльями и скачет, обезумевшая, смешная, у ног мальчика... Когда убивают всех ее детей, она взлетает на дерево, обшаривает пустые гнезда и, кружась над ними, скорбит о своем".

Жеромский.

Материнская любовь-стихия. Люди изменили ее на свой лад. Весь мир, за исключением носителей некоторых цивилизаций, практикует детоубийство. Супруги, у которых двое детей, в то время как их могло бы быть двенадцать, убили те десять, что не родились, среди которых возможно, и был тот единственный, именно "их ребенок". Может, среди не родившихся они убили самого дорогого?..

Так что же делать?

Растить. Не тех детей, которых нет, а тех, которые родились и будут жить.

Самоуверенность незрелости. Я долго не хотел понимать, что необходим расчет и забота о детях, которые должны родиться. В неволе порабощенной Польши, подданный, а не гражданин, я равнодушно упускал, что вместе с детьми должны рождаться школы, места, где можно трудиться, больницы, культурные условия жизни. Бездумную плодовитость теперь я воспринимаю как зло и легкомыслие. Возможно, мы находимся сейчас накануне возникновения нового права, диктуемого евгеникой и демографической политикой.

 

7. Здоров ли он?

Еще так непривычно, что он - уже сам по себе. Ведь еще совсем недавно, в их сдвоенной жизни, страх за него был отчасти и страхом за себя.

Как она мечтала, чтобы это время кончилось, так хотела, чтобы роковая эта минута осталась позади. Думала, что едва она минует, все страхи и беспокойства рассеются.

А теперь?

Удивительная вещь: раньше ребенок был в ней, больше ей принадлежал. Она была увереннее в его безопасности, лучше его понимала. Полагала, что все знает о нем, что все сумеет. С той поры, когда чужие руки - профессиональные, оплаченные, опытные - приняли опеку над ним на себя, а она отошла на второй план, она потеряла покой.

Мир уже отбирает его у нее.

И в долгие часы бессонницы поневоле появляется множество вопросов:

что я ему дала, как оснастила, чем гарантировала безопасность?

Здоров ли он? Почему же он плачет?

Почему он худой? Почему плохо сосет? Не спит? Спит так много? Почему у него большая головка? кривоватые ножки? сжатые кулачки? красная кожа? Белые пупырышки на носу? Почему он косит, икает, чихает, давится, из-за чего охрип?

Так и должно быть? А может, от нее что-то скрывают?

Она вглядывается в свою новорожденную кроху, такую беспомощную, непохожую ни на одного из тех крошечных и беззубых, каких она встречала на улице и в саду.

Неужели и вправду ее ребенок через три-четыре месяца будет таким же, как они?

А может, они ошибаются? Может, не замечают опасности? Мать недоверчиво слушает врача изучает его, старается по его глазам, морщинам на лбу, по тому, как он пожимает плечами и поднимает брови, угадать, все ли он ей говорит, не колеблется ли, достаточно ли внимателен.

8. "А он красив, твой ребенок?" "Мне это все равно".

Так отвечают неискренние матери, желая подчеркнуть серьезность своего отношения к воспитанию.

Между тем красота, обаяние, фигура, приятный голос - это капитал, которым ты одарила своего ребенка, и так же, как здоровье, как ум, он облегчает ему следование по жизненному пути. Не нужно переоценивать значения красоты: при отсутствии других достоинств она может принести вред. Тем большего внимания к ребенку требует она от тебя.

Воспитывать красивого и некрасивого ребенка нужно по-разному. А поскольку нет воспитания без участия ребенка, постольку не следует стыдливо скрывать от него проблем, связанных с красотой, - именно это его испортит.

Это деланное пренебрежение к красоте - средневековый пережиток. Разве может человек, чуткий к красоте цветка, бабочки, пейзажа, оставаться равнодушным к красоте человека?

Ты хочешь скрыть от ребенка, что он красив? Если ему не скажет этого никто из окружающих в доме, ему сообщат об этом чужие на улице, в магазине, в саду, всюду, где бы он ни был, дадут понять восклицанием, улыбкой, взглядом взрослые или сверстники. Ему откроет это пренебрежение к некрасивыми нескладным детям. Он поймет, что красота - привилегия, так же как понимает, что рука - это его рука и ею нужно пользоваться.

Слабый ребенок может развиваться нормально, крепкий - стать жертвой несчастного случая. Так и красивый ребенок может быть несчастным, а ребенок под броней некрасивости, невыразительности, неприметности прожить счастливую жизнь. Ибо ты должна, ты обязана помнить, что жизнь возжелает купить, выхолостить либо выкрасть любое дополнительное преимущество, едва лишь поймет его значение. На этих чутких весах, учитывающих тысячные доли колебаний, возникают неожиданности, которые озадачивают воспитателей: почему?

- Мне все равно, красив он или нет.

Ты начинаешь с ошибки и обмана.

9. Умен ли он?

Если в самом начале мать с тревогой задает этот вопрос, не за горами час, когда она предъявит ребенку свои требования. Ешь, даже если ты сыт, даже если тебе противна еда. Ступай спать, хоть бы и со слезами, хоть бы тебе пришлось еще час томиться без сна.

Потому что ты должен, потому что я хочу, чтобы ты был здоров.

Не играй с песком, носи облегающие брюки, не трогай волосы, потому что я хочу, чтобы ты был красив.

- Он еще не говорит... Он старше, чем... а все-таки еще не... Он плохо учится...

Вместо того чтобы наблюдать, чтобы видеть и понимать, берется первый пришедший в голову пример "удачного ребенка" и перед собственным ребенком ставится требование: вот образец, на который ты должен равняться.

Невозможно, чтобы сын состоятельных родителей стал ремесленником. Лучше пускай будет несчастным школяром и человеком без моральных устоев. Не любовь к ребенку, а эгоизм родителей выходит тут на первое место, не счастье личности, а амбиции семейного сообщества, не поиски своего пути, а железная поступь шаблона.

Ум бывает деятельный и пассивный, живой и вялый, скрытный и капризный, подвижный и упрямый, творческий и эпигонский, поверхностный и глубокий, конкретный и абстрактный, практический и поэтичный, память может быть выдающейся и посредственной. Один ловко пользуется полученной информацией, другой - совестлив и нерешителен. Врожденный деспотизм и рефлекторность и критичность. Встречается преждевременное и замедленное развитие, узкие или разносторонние интересы.

Но кому какое до этого дело?

Пусть хоть четыре класса кончит, - молит родительское смирение.

Предчувствуя замечательное возрождение физического труда, я вижу энтузиастов для него во всех классах и слоях общества. А тем временем продолжается борьба родителей и школы с каждым проявлением исключительного, нетипичного, слабого или неразвитого ума.

Не - умен ли, скорее - какой ум?

Наивно призывать семью добровольно принести тяжелую жертву. Изучение интеллекта и психотехнические испытания, естественно, содержат самолюбивые стремления. Конечно, это песня весьма отдаленного будущего.

 

10. Хороший ребенок.

Надо поостеречься, чтобы не путать "хороший" с "удобным".

Плачет мало, не будит ночью, доверчивый, послушный - хороший.

Капризный, кричит без видимого повода, мать света из-за него не видит - плохой.

Независимо от самочувствия, новорожденные бывают от рождения наделены большей или меньшей терпеливостью. Одному довольно единицы неприятных ощущений, чтобы отреагировать десятью единицами крика, другой на десять единиц недомогания реагирует единицей плача.

Один сонный, движения ленивые, сосет медленно, крик не энергичен, без надрыва.

Второй легко возбудим, подвижен, спит чутко, сосет взахлеб, кричит до посинения.

Заходится, захлебывается, приходится приводить его в себя, иной раз с трудом возвращается к жизни. Я знаю: это болезнь, мы лечим ее фосфором, безмолочной диетой. Но эта болезнь не мешает младенцу вырасти во взрослого человека, наделенного сильной волей, сокрушительным упорством и гениальным умом. Наполеон в младенчестве, бывало, заходился криком.

Современное воспитание требует, чтобы ребенок был удобен. Шаг за шагом оно ведет к тому, чтобы его нейтрализовать, задавить, уничтожить все, что есть воля и свобода ребенка, закалка его духа, сила его требований и стремлений.

"Послушный, воспитанный, добрый, удобный..."

И мысли нет о том, что вырастет безвольным и не приспособленным к жизни.

11.Крик ребенка - неприятная неожиданность, с которой сталкивается молодая мать.

Она знала, конечно, что дети плачут, но, думая о своем ребенке, не принимала это в расчет: ждала от него одних только очаровательных улыбок.

Она будет прислушиваться к его желаниям, она будет воспитывать его разумно, современно, под руководством опытного врача.

Ее ребенок не должен плакать.

Но однажды ночью... Она еще не пришла в себя, еще живо в ней эхо тех страшных часов, которые тянулись веками. Только-только вкусила она сладость беззаботной праздности, наслаждения отдыхом после исполненной работы, после отчаянного усилия, первого в ее утонченно-рафинированной жизни. Только-только пробудилась в ней иллюзия, что все миновало, потому что тот - другое ее я - уже живет сам. Погруженная в безмолвные воспоминания, она способна лишь задавать природе полные таинственного шепота вопросы, не требуя ответа на них.

Как вдруг...

Деспотичный крик ребенка, который чего-то требует, на что-то жалуется, домогается помощи, - а она не понимает.

Вслушайся!

- А если я не могу, не хочу, не знаю?

Этот первый крик при свете ночника - объявление борьбы двух жизней: одна - зрелая, уставшая от уступок, поражений, жертв, защищается; другая - новая, молодая, завоевывает свои права.

Сегодня ты еще не винишь его: он не понимает, он страдает. Но знай, на циферблате времени есть час, когда ты скажешь: и мне больно, и я страдаю.

12. Бывают дети, которые плачут мало, что ж, тем лучше.

Но есть и такие, у которых от крика набухают жилы на лбу, выпячивается темечко, краснота заливает лицо и голову, синеют губы, дрожит беззубая челюсть, живот надувается, кулачки лихорадочно сжимаются, ноги бьют по воздуху. Вдруг, обессиленный, умолкает с выражением совершенной покорности, "с упреком" глядит на мать, смыкает очи, моля о сне, и, несколько раз вздохнув, снова бросается в подобную или еще более сильную атаку плача.

Могут ли выдержать это крошечные легкие, малюсенькое сердце, едва сформировавшийся мозг?

На помощь врача!

Проходят столетия, прежде чем тот появляется, с пренебрежительной улыбкой выслушивает ее страхи, такой чужой, недоступный, профессионал, для которого ее ребенок - один из тысячи. Он пришел, чтобы через минуту уйти к другим страданиям, выслушивать другие жалобы, пришел теперь, когда день и все кажется веселее: потому что солнце, потому что по улице ходят люди, пришел, когда ребенок, как назло, уснул, окончательно вымотанный многочасовой бессонницей, когда не заметны следы бесконечной страшной ночи.

Мать слушает врача, иногда слушает невнимательно. Ее мечта о враче-друге, наставнике, проводнике в тяжком путешествии рушится.

Она вручает ему гонорар и вновь остается один на один с горьким ощущением, что врач - равнодушный, посторонний человек, который не поймет ее. Да он и сам к тому же ни в чем не уверен, ничего определенного не сказал.

13. Если бы молодая мать знала, какое значение имеют эти первые дни и недели не столько для здоровья ребенка сегодня, сколько для будущности обоих.

И как легко их испортить!

Вместо того чтобы, поняв это, примириться с мыслью, что она может рассчитывать только на себя и ни на кого больше, что так же, как для врача, ее ребенок представляет интерес только как источник дохода или средство удовлетворения тщеславия, так же и для мира он ничто, что дорог он только ей одной...

Вместо того чтобы примириться с современным состоянием науки, которая исследует, стремится понять, изучает и двигается вперед, оказывает помощь, но не дает гарантий...

Вместо того чтобы мужественно констатировать: воспитание ребенка - не приятная забава, а работа, в которую нужно вложить усилия бессонных ночей, капитал тяжелых переживаний и множество размышлений...

Вместо того чтобы перетопить все это в горниле чувства на трезвое понимание, без ребяческого захлеба и самолюбивых обид, - она способна перевести ребенка вместе с кормилицей в самую дальнюю комнату (она, видите ли, не в силах смотреть "на страдания малютки", "не в силах слушать" его болезненный крик).

Она будет вновь и вновь вызывать врача, не обогатившись хотя бы крупицей собственного опыта, - уничтоженная, ошеломленная, отупевшая.

Как наивна радость матери, что она понимает первую невнятную речь ребенка, угадывает его сокращенные, невыговариваемые слова.

Только сейчас?..

Только это?..

Не больше?..

А язык плача и смеха, язык взглядов и гримас, речь движений и сосания?

Не отрекайся от этих ночей. Они дают то, чего не даст книжка, чего не даст никакой совет. Потому что ценность их не только в знаниях, но и в глубоком духовном перевороте, который не дает вернуться к бесплодным размышлениям:

что могло бы быть, что должно быть, что было бы хорошо, если бы... но учит действовать в тех условиях, которые есть.

Во время этих ночей может родиться чудесный союзник, ангел-хранитель ребенка - интуиция материнского сердца, предвидение, которое складывается из воли исследователя, мысли наблюдателя, незамутненности чувства.

14. Случалось: вызывает меня мать.

- Малыш в общем-то здоров, ничего у него не болит. Я просто хотела, чтобы вы его осмотрели.

Осматриваю, даю несколько советов, отвечаю на вопросы. Ребенок здоров, мил, весел.

- До свиданья.

И в тот же вечер или назавтра:

- Доктор, у него жар.

Мать заметила то, чего я. врач, не смог вывести из поверхностного осмотра во время короткого визита.

Часами склоненная над ребенком, не владея методикой наблюдения, не зная, что именно она заметила, не веря себе, она не осмеливается признаться в своих неясных подозрениях.

А ведь она заметила, что у ребенка, у которого нет хрипоты, голос какой-то приглушенный, что он лепечет меньше или тише. Разок вздрогнул во сне сильней, чем обычно. Проснувшись, рассмеялся, но не так звонко, как всегда. Сосал чуть медленнее, может, с более длительными паузами, словно был раздражен чем-то. Вроде бы скривился, когда смеялся, а может, только показалось? Любимую игрушку со злостью отшвырнул, почему?

Сотней признаков, которые заметил ее глаз, ухо, сосок, сотней микрожалоб он ей сказал:

- Мне не по себе. Нездоровится мне сегодня.

Мать не доверилась своим глазам, потому что ни об одном из симптомов не читала в книге.

15. На бесплатный прием в клинике мать-работница
 приносит новорожденного - ему несколько недель.

- Не хочет сосать. Только возьмет сосок - и сразу с криком бросает. А из ложечки пьет хорошо. Иногда во сне или когда не спит, вдруг вскрикивает.

Осматриваю рот, горло - ничего.

- Дайте ему грудь.

Ребенок лижет сосок, отпускает его.

- Такой недоверчивый сделался.

Наконец я вижу, как он берет грудь, быстро, словно бы в отчаянии, глотает раз, с криком отпускает.

- Посмотрите, у него что-то на десне.

Смотрю еще раз - покраснение, какое-то странное: только на одной десне.

- Вот здесь чернеется что-то, зуб, что ли?

Вижу что-то твердое, желтое, овальное, с черной черточкой на ободке. Дотрагиваюсь - движется, приподнимаю - под ним маленькое красное углубление с кровавыми ободками.

Наконец это "что-то" у меня в руке: семечко.

Над детской колыбелькой висит канареечная клетка. Канарейка бросила семечко, оно упало на губу, скользнуло в рот.

Ход моих мыслей: stomatits catarralis, soor, stom. aphtosa, gingwitis,angina и т. д.

А она: "Болит что-то во рту".

Я два раза осматривал ребенка... А она?..

16. Если порой врача поражает точность и доскональность материнских наблюдений, то, с другой стороны, с неменьшим удивлением он констатирует, что зачастую мать не в состоянии не то чтобы понять, но даже заметить самый очевидный симптом.

Ребенок с самого рождения плачет, больше ничего она за ним не замечала. Плачет и плачет!

Начинается ли плач внезапно и сразу достигает кульминации или жалобное хныканье переходит в плач постепенно? Быстро ли успокаивается, сразу же после того, как сработал желудок или помочился, или после рвоты либо срыгивания, или бывает так, что вдруг вскрикнет при одевании, в ванне, когда берут на руки? Похож ли его плач на жалобу - протяжный, без резких переходов? Какие движения делает он при плаче? Трется ли головой о подушку, делает ли губами сосательные движения? Успокаивается ли, когда его носят, когда его разворачивают, кладут на животик, часто меняют положение? Засыпает ли после плача крепко и надолго или просыпается от малейшего шума? До или после еды плачет, когда плачет больше: с утра, вечером или ночью?

Успокаивается ли во время кормления, надолго ли? Отказывается ли от груди? Как отказывается, отпускает ли сосок, едва взяв его губами, или перед тем как глотнуть, вдруг или после какого-то времени? Категорически отказывается или можно все-таки уговорить? Как сосет? Почему не сосет?

Когда он простужен, то как будет сосать? Быстро и с силой, потому что хочет пить, а потом быстро и поверхностно, неровно, с паузами, потому что не хватает дыхания? Добавь боль при глотании, что будет тогда?

Ребенок плачет не только от голода или потому, что "животик болит", но и от того, что болят губы, десны, язык, горло, нос, пальцы, ухо, кости, поцарапанное клизмой заднепроходное отверстие, от боли при мочеиспускании, от тошноты, жажды, перегрева, от зуда кожи, на которой еще нет сыпи, но будет через несколько месяцев, плачет из-за жесткой тесемки, складки на пеленке, крошечного комочка ваты, застрявшего в горле, шелухи семечка, выпавшей из канареечной клетки.

Вызови врача на десять минут, но сама наблюдай двадцать часов!

17. Книга с ее готовыми формулами притупила взгляд, отучила работать мысль.

Живя чужим опытом, мнением, умом, иные настолько утратили веру в себя, что не хотят думать сами. Как будто содержание печатного листка - откровение, а не тоже результат наблюдения, только чужого, не моего, только когда-то, а не сегодня, не сейчас, только над кем-то, а не над моим собственным ребенком.

Школа воспитала малодушие, боязнь выдать незнание.

Как часто мать, записав на листочке вопросы, которые хочет задать врачу, не решается прочесть ему их. Как редко она протягивает ему этот листочек - "да я там какие-то глупости понаписала".

Как часто, маскируя свое незнание, она вынуждает и врача скрывать неуверенность и колебания, - нет, пусть он незамедлительно изречет свое мнение. С какой неохотой принимает она обобщения и альтернативы. Как не любит, когда врач размышляет вслух над колыбелькой. И как часто врач, вынужденный быть пророком, превращается в шарлатана.

Сплошь и рядом родители не хотят знать того, что знают, признать то, что видят.

Роды в обществе, фетишизирующем наживу, явление столь редкостное и чрезвычайное, что мать со всей категоричностью требует от природы щедрого вознаграждения. Если уж она пошла на издержки, неприятности, докуки беременности, решилась на родовые муки, ребенок должен быть только таким, о каком она мечтала.

Или того хуже: привыкнув, что за деньги можно купить все, она не хочет мириться с мыслью, что существует нечто, что может получить бедняк и чего не вымолить богачу.

Как часто в поисках того, что на рынке ходит под этикеткой "здоровье", родители покупают суррогаты, которые либо не помогают, либо вредят.

18. Новорожденному нужна материнская грудь независимо от того, родился ли он потому, что Бог благословил супружеский союз, или потому, что девушка потеряла стыд; независимо от того, шепчет ли мать: "Золотко мое" или вздыхает: "Куда мне, несчастной, приткнуться", независимо от того, низко кланяются ли, встретив ясновельможную пани с младенцем, или бросают вслед деревенской девке: "Подстилка!"

Проституция, которая служит мужчине, обретает свое социальное дополнение в институте мамок, который служит женщине.

Пора полностью осознать узаконенное кровавое преступление, совершаемое над ребенком неимущих родителей, - даже не ради блага имущих. Ведь кормилица свободно может кормить двоих: и своего, и чужого. Молочная железа дает столько молока, сколько от нее потребуется. Молоко пропадает именно тогда, когда ребенок высасывает меньше, чем дает грудь. Действующая закономерность: большая грудь, маленький ребенок, потеря молока.

Странное дело, в менее серьезных случаях мы готовы выслушивать советы множества врачей, а решая вопрос такой важности, как может ли мать кормить, довольствуемся единственным, не от чистого сердца данным порой советом кого-то из близких.

Кормить может каждая мать. У каждой - достаточно молока. Только незнание техники кормления лишает мать природной ее способности.

Боли в грудях, воспаление сосков представляют известную преграду, но она преодолевается сознанием того, что она, мать, уже вынесла основную тяжесть - беременность, не перекладывая ни одну из ее тягот на плечи наемницы. Ведь кормление - это естественное продолжение беременности, "только ребенок из материнского чрева перебрался наружу, прорвал детское место, схватил грудь и теперь пьет вместо красной белую кровь".

Пьет кровь? Да, кровь матери, таков закон природы, а не кровь молочного брата, - по закону людей.

Отзвук некогда живой борьбы за право ребенка на материнскую грудь. А сегодня первоочередным стал квартирный вопрос. Что будет завтра? Так фокусирование интересов автора зависит от переживаемого момента.

19. Что ж, возможно, и я написал бы нечто вроде египетского сонника гигиены для матерей.

"Вес три с половиной кило при рождении - к здоровью, благополучию".

"Зеленый, слизистый стул - к хлопотам, неприятным известиям".

Может, и я бы составил "письмовник" советов и указаний.

Но я не раз убеждался, что нет совета, которого нельзя довести до абсурда, некритически следуя ему в любых ситуациях.

Старая система: грудь тридцать раз в сутки, вперемежку с касторкой. Младенец переходит с рук на руки, все члены семьи качают и баюкают его, все насморочные тетки - целуют. Его подносят к окну, к зеркалу, хлопают, тарахтят погремушками, поют - балаган, да и только.

Система новая: грудь каждые три часа. Не беда, что ребенок, завидя приготовления к кормлению, теряет терпение, злится, кричит, - мать следит за часовой стрелкой: еще четыре минуты. Подошло время кормления, а ребенок спит, - мать решительно будит его; истекли положенные минуты - отрывает от груди голодного. Ребенок в кроватке - нельзя трогать. Нельзя приучать к рукам! Выкупанный, сухой, сытый, он должен спать, а не спит. Замереть, ходить на цыпочках, зашторить окна. Больничная палата, да и только.

Зачем думать, когда существуют предписания.

20. Не "как часто кормить", а "сколько раз в сутки".

Вопрос, сформулированный так, предоставляет матери свободу: пусть она сама составит расписание, удобное и ей, и ребенку.

Итак. сколько раз в сутки ребенок должен получать грудь?

От четырех до пятнадцати.

А сколько времени следует его держать у груди?

От четырех до 45 минут и больше.

Грудь бывает легкая и трудная, с большим и меньшим количеством молока, с соском удобным и плоским, выносливым и болезненным. Дети могут сосать охотно, с капризами, лениво. Значит, одного рецепта для всех быть не может.

Примеры.

Сосок развит плохо, но выносливый; новорожденный сосет охотно. Пусть сосет часто и подолгу, чтобы "разработать" грудь.

Молока много, младенец слабый. Попробуем перед кормлением сцедить часть молока и заставить его потрудиться. Не справляется? Тогда сначала дать грудь, а остаток молока сцедить.

Трудная грудь, ребенок вялый, начинает сосать только через десять минут.

Одно глотательное движение может приходиться на одно, два, пять сосательных. Количество молока в глотке может быть разным.

Ребенок лижет грудь; сосет, но не глотает; глотает редко; глотает часто...

"У него все течет по подбородку". Это может происходить оттого, что молока много, а может быть и потому, что его мало, а проголодавшийся ребенок сосет с силой и тут же захлебывается несколькими первыми глотками.

Как можно давать рецепты, не видя матери и ребенка?

"Пять кормлений в сутки по десять минут" - это мертвая схема.

21. Без весов нет техники грудного вскармливания.

Все, что мы предпишем без весов, будет игрой в жмурки.

Не взвесив ребенка, мы никогда не узнаем, три или десять столовых ложек молока он высосал. А от этого зависит и как часто, и как долго, и из одной или из обеих грудей ему следует сосать.

Весы могут стать мудрым советчиком, если они говорят нам то, что есть на самом деле, но могут стать и тираном, если мы непременно захотим получить схему "нормального" роста ребенка. Упаси нас бог сменить панический страх перед "зеленым стулом" на трепет перед "идеальными кривыми".

Как взвешивать?

Вот ведь что интересно: есть матери, потратившие сотни часов на гаммы и этюды, а труд ознакомления с весами считающие слишком обременительным. Взвешивать и до и после кормления? Как это хлопотно! Есть и другие матери - окружающие весы, этого обожаемого домашнего "врача", нежнейшим почитанием, вместо того, чтобы относиться к ним внимательно и по-деловому.

Дешевые весы для грудных, самое широкое, вплоть до сельских хат, их распространение - наш общественный долг. Кто возьмется исполнить его?

22. Чем объяснить то, что одно поколение детей вырастает под лозунгом: молоко, яйца, мясо; другое же получает каши, фрукты, овощи?

Это можно связывать с развитием химии, исследованиями в области преобразования вещества.

Но сущность этих уклонов глубже.

Новая диета есть выражение уважения науки к живому организму, выражение ее доверия к свободному его выбору.

Давая ребенку белки и жиры, наши предшественники стремились стимулировать развитие организма специально подобранной диетой, сегодня мы даем ребенку все - пусть живой организм выберет сам, что ему нужно, что полезнее, пусть распоряжается самостоятельно, в меру своих возможностей, запасов здоровья, потенциальной энергии развития.

Из того, что мы даем ребенку, он усваивает только часть. Потому всякое насилие - вред, а излишек - балласт; любая крайность таит в себе опасность.

Даже поступая в общем правильно, мы можем допустить ничтожную ошибку, но повторяя ее постоянно, в течение нескольких месяцев, мы исказим развитие организма ребенка или затормозим его.

Когда, как и чем прикармливать?

Когда ребенку уже недостаточно литра грудного молока, его надо постепенно, наблюдая за реакцией организма, начинать прикармливать всем - в зависимости от его вкусов и склонностей.

23. А как же мука?

Науку о здоровье следует отличать от торговли здоровьем.

Жидкость для роста волос, зубной эликсир, пудра, омолаживающая кожу, мука, облегчающая появление зубов,- все это большей частью позор для науки, никогда вещи такого рода не бывают ее гордостью, ее целями или задачами.

Фабрикант обещает, что его мука гарантирует нормальный стул и возрастание веса, то есть дает то, что утешает мать и нравится ребенку. Но мука не вырабатывает в тканях навыка усвоения и может избаловать их, обволакивая ткани жиром, снижает сопротивляемость, не дает иммунитета против инфекции, не дает жизненной силы. И всегда дискредитирует грудь, хоть и осторожно, исподволь, пробуждая сомнения, тихонечко подкапываясь, соблазняя и угождая слабостям обывателя.

Кто-нибудь возразит: ученые с мировым именем признали муку. Да, но ведь ученые тоже люди: среди них есть более и менее проницательные, осторожные и легкомысленные, люди порядочные и обманщики. Сколько из них пробилось в генералы науки и не талантом своим, а ловкостью или с помощью богатства и высокого положения. Наука требует дорогостоящих мастерских, и их можно получить не только за истинные открытия, но и ценой угодливости, лицемерия, махинаций, интриг.

Однажды мне довелось присутствовать на заседании, где бессовестный тупица гробил результаты двадцатилетних добросовестных исследований. Я знаю ценное открытие, уничтоженное на шумном международном съезде, и лечебный препарат, пропагандируемый десятками "звезд", который оказался фальшивкой. Началось судебное расследование, скандал быстро замяли.

Не то важно, кто похвалил муку, а то, кто не стал ее хвалить, несмотря на все ухищрения, старания и соблазны фабрикантов и их агентов. А они умеют просить убедительно, умело льстят, когда надо, добиваются своего. Миллионные предприятия обладают немалым влиянием, это сила, которой не каждый сумеет противостоять.

Многое в этих разделах - отзвук моего бракоразводного процесса с медициной. Я видел непоследовательность опеки, халтурную помощь.(Брудзиньский вместе с так и не оцененным по заслугам Каминьским -первым заговорил о равноправии педиатрии и добился его). На бедности и запущенности начало нагло наживаться заграничное производство препаратов. Сегодня у нас есть уже пункты опеки, фабричные ясли, лагеря, курорты, школьный медицинский надзор, больничные кассы. В наши дни уже можно полагаться на питательные препараты и лекарства, их задача поддерживать, а не заменять гигиену и общественную опеку над ребенком.

24. У ребенка температура.

Насморк.

Это очень опасно? А когда он выздоровеет?

Наш ответ - итог размышлений, основанных на знаниях и на наблюдении.

Итак: сильный ребенок справится с болезнью за день-два. Если болезнь серьезная, а ребенок слабенький, недомогание может затянуться на неделю. Видно будет.

Или, скажем, болезнь пустяковая, но ребенок очень мал. У грудных детей насморк со слизистой носа часто переходит на горло, трахею, бронхи. В этом вы сможете убедиться сами.

Наконец: из ста аналогичных случаев девяносто кончается скорым выздоровлением, в семи - недомогание затягивается, в трех - развивается серьезная болезнь и даже возможна смерть.

Правда, может, за легким насморком скрывалась другая болезнь?

Но мать требует точного ответа, а не предположения.

Диагноз можно дополнить исследованием выделений из носа, мочи, крови, спинномозговой жидкости, можно сделать рентгеновский снимок, вызвать специалистов. Тогда процент достоверности в диагнозе и анамнезе, даже влечении возрастет. Но не будет ли этот плюс сведен к нулю вредом многократных осмотров, присутствием множества врачей, из которых каждый может занести куда более страшную инфекцию в волосах, складках одежды, дыхании?

Где он мог простудиться?

Этого можно было избежать.

Но эта легкая болезнь, не даст ли она ребенку силы противостоять более серьезной, с которой он столкнется через неделю, через месяц, не улучшит ли она защитный механизм термического центра мозга, желез, составных частиц крови. Разве мы можем изолировать ребенка от воздуха, которым он дышит и в кубическом сантиметре которого содержатся тысячи бактерий?

И не будет ли это новое столкновение между тем, чего мы хотели, и тем, чему вынуждены уступить, еще одной попыткой вооружить мать не знанием, а разумом, без которого не вырастить хорошего ребенка?

25. Пока смерть косила рожениц, о новорожденном думать было некогда.

На него обратили внимание, когда асептика и помощь при родах стали гарантировать жизнь матери. Пока смерть косила новорожденных, все внимание науки было сконцентрировано на бутылочках и пеленках. Может, недалек тотчас, когда мы заговорим не только о вегетативном, но и о психическом развитии ребенка до года, о его личности, о его жизни. Сделанное до сих пор ничтожно, это еще даже не начало работы.

Бесконечен ряд психологических задач и задач, находящихся на границе между соматикой и психикой новорожденного. Наполеон страдал родимчиком. Бисмарк был рахитиком. И, уж бесспорно, каждый пророк и преступник, герой и предатель, прежде чем стать зрелым человеком, был младенцем. И собираясь исследовать истоки мыслей, чувств и стремлений, узнать, что они из себя представляли, пока не развились, дифференцировались и определились, мы должны обратиться к нему, к новорожденному.

Только при вопиющем невежестве и верхоглядстве можно не заметить, что в новорожденном воплощена некая четко очерченная индивидуальность, складывающаяся из врожденного темперамента, силы интеллекта, самочувствия, жизненных впечатлений.

26.Сто новорожденных.

Я склоняюсь над кроваткой каждого. Они разные: одни прожили недели, другие месяцы, разного веса и разное прошлое у их "кривых", больные, выздоравливающие, здоровые и едва удерживающиеся среди живых.

Я встречаю разные взгляды - тусклые, подернутые пеленой, лишенные выражения; упрямые и болезненно сосредоточенные, живые, дружеские и вызывающие. И улыбки - приветливая, внезапная, дружеская или улыбка после внимательного изучения, или улыбка-ответ на мою улыбку и ласковое слово.

То, что поначалу казалось мне случайностью, повторяется изо дня в день. Записываю, выделяю детей доверчивых и недоверчивых, уравновешенных и капризных, веселых и мрачных, нерешительных, запуганных и недружелюбных.

Всегда веселый ребенок: улыбается до и после кормления, разбуженный и сонный, поднимет веки, улыбнется и заснет. Всегда мрачный: здоровается беспокойно, едва ли не плача, за три недели улыбнулся мимолетно всего раз...

Осматриваю горло у детей. Протест живой, бурный, горячий. Или нехотя скривится, нетерпеливо мотнет головой и уже радостно улыбается. Или подозрительная чуткость к каждому движению чужой руки, взрыв гнева, прежде чем понял...

Массовые прививки оспы, по пятьдесят в час. Это уже эксперимент. Снова у одних реакция мгновенная и решительная, у других - постепенная и неуверенная, у третьих - равнодушие. Один ограничивается удивлением, другой беспокоится, третий бьет тревогу; один быстро приходит в себя, другой помнит долго, не прощает.

Кто-нибудь скажет: а грудничковый возраст? Верно, но только в известной мере. А быстрота ориентации, память о пережитом? О, мы знаем детей, которые болезненно пережили знакомство с хирургом, знаем, что бывают дети, которые не хотят пить молоко, потому что им давали белую эмульсию с камфорой.

А разве что-то другое влияет на психический облик зрелого человека?

27. Один новорожденный.

Едва родился, как сразу поладил с холодным воздухом, жесткой пеленкой, неприятными звуками, работой сосания. Сосет трудолюбиво, расчетливо, смело. Уже улыбается, уже лепечет, уже владеет руками. Растет, исследует, совершенствуется, ползает, ходит, лепечет, говорит. Как и когда это случилось?

Спокойное, ничем не омраченное развитие.

Второй новорожденный.

Прошла неделя, прежде чем научился сосать. Несколько неспокойных ночей. Неделя покоя, однодневная буря. Развитие вяловатое, зубы режутся трудно. А вообще по-разному бывало, теперь уже в порядке, спокойный, милый, радостный.

Может, врожденный флегматик, недостаточно тщательный уход, недостаточно разработанная грудь, счастливое развитие.

Третий новорожденный.

Сплошные неожиданности. Веселый, легко возбуждается, задетый неприятным впечатлением, внешним или внутренним, борется отчаянно, не жалея энергии. Движения живые, резкие перемены, сегодня не похоже на вчера. Учится - и тут же забывает. Развитие идет по ломаной кривой, со взлетами и падениями. Неожиданности от самых приятных до внешне страшных. Так что и не скажешь: наконец-то...

Буян, раздражителен, капризен, может вырасти замечательный человек.

Четвертый новорожденный.

Если сосчитать солнечные и дождливые дни, первых будет немного. Основной фон - недовольство. Нет боли - есть неприятные ощущения, нет крика - есть беспокойство. Все бы хорошо, если бы... Без оговорок - ни на шаг.

Это ребенок со щербинкой, неразумно воспитанный...

Температура в комнате, избыток молока в 100 граммов, недостаток 100 граммов воды - это факторы не только гигиенические, но и воспитательные.

Новорожденный, которому предстоит столько разведать и узнать, освоить, полюбить и возненавидеть, защищать и требовать, должен иметь хорошее самочувствие, независимо от врожденного темперамента, быстрого или вялого ума.

Вместо навязанного нам неологизма "грудничок" я пользуюсь старинным словом "младенец". Греки говорили - nepios, римляне - infans. Если уж польский язык нуждается в новом слове, то зачем было переводить безобразное немецкое Saugling? НЕЛЬЗЯ некритично пользоваться словарем старых и употребляемых слов.

28. Зрение.

Свет и темнота, ночь и день. Сон - происходит нечто очень невнятное, бодрствование - происходит нечто более отчетливое, что-то хорошее(грудь) или дурное (боль). Новорожденный смотрит на лампу. А на самом деле не смотрит: зрачки расходятся и сходятся вновь. Позже, водя глазами за медленно передвигаемым предметом, то и дело фиксирует его и теряет.

Контуры пятен, абрис первых линий, все без перспективы. Мать на расстоянии в метр уже другое пятно, чем когда она наклоняется над тобой. Лицо и профиль как лунный серп, при взгляде снизу - только подбородок и губы, а когда лежишь на коленях - лицо то же, но с глазами, когда склонится ниже - новое изменение: появляются волосы.

А слух и обоняние утверждают, что все это одно и то же.

Грудь - светлая туча, вкус, запах, тепло, блаженство. Новорожденный выпускает грудь и смотрит, изучает глазами это нечто неведомое, которое постоянно появляется над грудью, откуда плывут звуки и дует теплый ветерок дыхания. Новорожденный еще не знает, что грудь, лицо, руки составляют одно целое - мать.

Кто-то чужой протягивает к нему руки. Обманутый знакомым движением, образом, охотно идет к нему. И лишь тогда замечает ошибку. На этот раз руки отдаляют его от знакомого пятна, приближают к незнакомому, возбуждающему страх. Резким движением поворачивается к матери, смотрит либо хватается за шею матери, чтобы спастись от опасности.

Наконец лицо матери, изученное руками, перестает быть тенью. Младенец множество раз хватался за нос, дотрагивался до странного глаза, который то блестит, то снова темнеет под завесой ресниц, изучал волосы. А кто не видел, как он оттягивает губы, разглядывает зубы, заглядывает в рот, внимательный, серьезный, с морщинкой на лбу. Правда, ему мешает в этом пустая болтовня, поцелуи, шутки - то, что мы называем "развлекать" ребенка. Но развлекаемся мы, а он - изучает. В ходе исследований для него уже появились вещи установленные, сомнительные и загадочные.

29. Слух.

Шум улицы за оконными рамами, далекие отголоски, тиканье часов, разговоры и стуки, шепот и слова, обращенные прямо к ребенку, - создают хаос раздражении, который ребенок должен классифицировать и понять.

Сюда следует добавить звуки, которые издает сам новорожденный, - крик, лепет, бормотанье. Прежде чем он поймет, что это он сам, а не кто-то иной, невидимый лепечет и кричит, пройдет немало времени. Когда он лежит и говорит сам себе: абб, аба, ада, - он слушает и испытывает ощущения, которые познает, двигая губами, языком, гортанью. Не зная себя, он констатирует лишь произвольность создания таких звуков.

Когда я обращаюсь к младенцу на его собственном языке: аба, абб, ада, - он удивленно приглядывается ко мне, непонятному существу, издающему хорошо знакомые ему звуки.

Если бы мы вникли в суть сознания новорожденного, то нашли бы в нем гораздо больше, чем думаем, только не то и не так, как нам представляется. Бедный малыш, бедная голодненькая кроха, хочет пи-пи, хочет ням-ням. Младенец прекрасно все понимает, он ждет, когда кормилица расстегнет лифчик, завяжет косынку, проявляет нетерпение, когда ожидаемые им ощущения запаздывают. И все же всю эту длинную тираду мать произнесла для себя, не для ребенка. Он скорей усвоил бы те звуки, какими хозяйка подзывает домашнюю птицу: цып-цып-пып.

Младенец мыслит ожиданием приятных впечатлений и страхом перед неприятными. О том, что он мыслит не только образами, но и звуками, можно судить хотя бы по выразительности его крика: крик предвещает несчастье, или крик автоматически приводит в действие аппарат, выражающий недовольство. Присмотритесь внимательно к младенцу, когда он слушает чужой плач.

30. Младенец упорно стремится к овладению внешним миром: он жаждет победить окружающие его злые враждебные силы, поставить себе на службу добрых духов-защитников.

У младенца есть два заклятья, которыми он пользуется, пока не освоит третьего, чудесное орудие воли: собственные руки. Это - крик и сосание.

Сначала новорожденный кричит, потому что ему что-то докучает, но очень скоро он приучается кричать, чтобы ему ничто не докучало. Оставленный один, он плачет, но успокаивается, заслышав шаги матери, хочет есть - плачет, но перестает плакать, завидев приготовления к кормлению.

Он распоряжается в объеме имеющихся у него знаний (как их мало!) и находящихся в его распоряжении средств (как они ничтожны!). Он совершает ошибки, обобщая отдельные явления и связывая два следующих один за другим факта как причину и следствие (post hoc, propter hoc).

Интерес и симпатия, которые он адресует своим пинеткам, - не в том ли их исток, что пинеткам он приписывает свое умение ходить? И потому же пальтишко становится тем чудесным ковром из сказки, который переносит его в мир чудес - на прогулку.

У меня есть право выдвигать подобные предположения. Если историк литературы имеет право домысливать, что хотел сказать Шекспир, создавая Гамлета, педагог обладает правом выдвигать, пусть даже и ошибочные предположения, которые, за недостатком иных, дают ему какие-то практические выводы.

Итак: в комнате душно. У новорожденного сухие губы, слюна густая, и ее мало, он капризничает. Молоко - это еда, а если он хочет пить, ему надо дать воды. Но он "не хочет пить": вертит головой, выбивает из рук ложку. Пить-то он на самом деле хочет, только еще не умеет. Чувствуя на губах вожделенный напиток, вертит головой, ищет сосок. Левой рукой я фиксирую его голову, прикладываю ложку к верхней губе. Он не пьет, а сосет воду, сосет с жадностью. Выпил пять ложек и спокойно засыпает. Если, давая ему напиться с ложки, я пару раз окажусь неловким, он захлебнется, испытает неприятное ощущение. Вот тогда он и в самом деле не захочет пить с ложки.

Второй пример.

Младенец становится капризным, недовольным, успокаивается у груди, во время пеленания, ванны, когда меняют постельное белье. Этого малыша мучает зудящая сыпь. Мне говорят, что сыпи нет. Наверняка будет. И через два месяца она появляется.

Третий пример.

Новорожденный сосет свои руки, когда ему не по себе: всякие неприятные ощущения, в том числе и нервозность нетерпеливого ожидания, он жаждет снять благотворным, хорошо знакомым ему сосанием. Сосет кулачок, когда голоден или хочет пить, когда перекормленный, ощущает неприятный вкус во рту, когда чувствует боль, когда перегрелся, когда чешется тело или десны. Откуда это повелось, что доктор обещает скорые зубы, а младенец испытывает неприятные ощущения в челюсти или деснах, только зубы в течение многих недель не показываются? Может быть, пробивающийся зуб раздражает мелкие отростки нерва, еще находясь в кости? Добавлю, что теленок, пока у него не вырастут рога, испытывает аналогичные страдания.

Схема такова: инстинкт сосания - сосание, чтобы избавиться от боли; сосание, как наслаждение или порок.

 

 
Поиск по сайту
 
Реклама
 
Статистика
 

 


Развитие детей | Online раскраски | Здоровье детей | Лепка из пластилина | Обучение чтению | Кубики Зайцева | Игры со Смешариками |
Развитие памяти | Детские сказки | Загадки для детей | Детские раскраски | Оригами для детей | Скороговорки | Фото Анне Гедес | Карта сайта


Copyright © 2008-2024 При использовании материалов сайта активная ссылка на http://www.ruskid.ru обязательна